Он сидел у тусклого экрана, голова низко опущена, руки безвольно лежали на клавиатуре. Весь код — бесконечные строки цифр и символов, олицетворение порядка и логики, — сегодня казался ему каким-то особенным издевательством. Андрей Павлович, программист с десятилетним стажем, давно разучился испытывать что-то иное, кроме глубокой, неизбывной усталости. Не физической — нет, это была усталость иного рода, тягучая, тяжелая, словно гиря, привязанная к его мыслям и чувствам. Эта усталость прорастала в его душе как сорняк, поглощая все вокруг.
Тупость процессов, с которой он сталкивался день за днем, словно темный туман окружала его со всех сторон. “Кто это придумал? Кто сделал так, что мы погружаемся в этот бесконечный хаос, когда каждый правит по своему, но ничего не работает?” — думал он, глядя на свое отражение в мониторе. Не отражение человека, а отражение усталого существа, измученного непрерывной борьбой с бессмысленностью.
Андрей Павлович знал, что причина его страданий — не код. Код был честным, прямым, логичным. Он создавал иллюзию порядка в этом мире хаоса, но стоило выйти за пределы этой микроскопической вселенной, как начиналась нескончаемая путаница людей, процессов, решений, которые ничего не значат.
Как он ненавидел эти ежедневные собрания, где решения принимались не теми, кто понимает, а теми, кто просто говорит громче других. Каждый раз, когда кто-то с важным видом предлагал очередную нелепицу, Андрей Павлович с трудом сдерживал горький смех. Они говорили об оптимизации, о новых методологиях, о том, как сделать всё быстрее и проще. Но разве кто-то из них знал, что такое истинная простота? Разве кто-то видел код так, как он?
«Мы тонем в собственной некомпетентности, и самое страшное — все делают вид, что так и должно быть», — думал он, чувствуя, как отчаяние медленно, но верно, заполняет всё его существо.
Его взгляд остановился на строчке кода, который он написал сегодня утром. «Какая же это пустота», — подумал он. Это была не просто пустота рабочего процесса, не пустота написанного им кода — это была пустота самого существования, в которой не осталось ни смысла, ни цели. Ведь сколько бы он ни старался, мир всё равно останется таким же глупым и несуразным, полным нелепых решений и бессмысленных процессов.
Внутри него разгорался тихий огонь протеста, но он знал, что этот огонь никогда не вырвется наружу. Все вокруг него были частью системы, которая никогда не изменится. Этот абсурд, эти тупые процессы были частью жизни, и Андрей Павлович не мог с ними бороться. Он был только свидетелем, беспомощным наблюдателем своей жизни, погруженной в хаос чужой бездумности.
“Ну что ж”, — подумал он наконец, глядя на черный экран перед собой. “Нужно продолжать работать”.